Только обнародовав свою первоначальную теорию, я понял, что су­ществует еще один вид, который получил название "интеллект натура-листа"13. К интеллекту натуралиста относится способность замечать различия между объектами в мире природы: между одним растением и другим, между определенными животными, между группами облаков, скалами, конфигурацией приливов и т.д. Как и в случае с телесно-кинестетическим интеллектом, он играл важнейшую роль в прошлом человечества.

Этот вид интеллекта в чем-то похож на пространственный. Это способность решать проблемы или создавать продукцию, используя все тело или его части, например руки или рот. Несомненно, телесно-кинестетический интеллект имел важнейшее значение на ранних этапах истории человечества, поэтому его иногда называли "инструментальным" или "технологическим" интеллектом. Для выживания нашим предкам — охотникам, рыбакам, собирателям или скотоводам — приходилось мастерски владеть собственным телом, чтобы сшить одежду, построить укрытие, приготовить пищу и защититься от врагов.

Я убежден, что люди обладают набором по крайней мере из шести или семи отдельных видов интеллекта, т.е. полудюжиной дополни­тельных форм ментальных репрезентаций. Как и лингвистический или логико-математический интеллекты, каждый этот вид можно, в свою очередь, разделить на разновидности. Неудивительно, что одни "неканонические" интеллекты теснее связаны со сферой бизнеса, чем другие. И все же каждый из них заслуживает хотя бы беглого рассмотрения в свете когнитивной теории.

В результате такого междисциплинарного исследования я вывел новое определение интеллекта и составил свой перечень его видов. Интеллект я понимаю как биопсихологический потенциал для об­работки специальных видов информации определенным образом. У человека развились различные способности по обработке информации — их я называю "интеллектами", — которые позволяют нам решать проблемы и создавать некую продукцию. Чтобы считаться "интеллектуальными", эти решения и продукция должны цениться по крайней мере в одной культуре или сообществе.

Приступая к разговору об интеллектах, я обычно начинаю с двух его видов, имеющих отношение к использованию символов: это лингвистический и логико-математический интеллекты. Они особенно важны при обучении детей в школах, которые существуют на сегодняшний день, — школах, где нужно слушать объяснения учителя, читать, писать и считать. Кроме того, эти интеллекты имеют решающее значение при выполнении тестов, которые претендуют на определение уровня интеллекта человека и его познавательного потенциала, — в этих тестах нас просят продолжить ряд аналогий или выбрать правильное решение алгебраической задачи из предложенных четырех вариантов.

Один из постулатов психологии гласит, что у разума имеется всего один язык, у которого даже есть свое название — ментальный. Его сторонники полагают, что все мысли, все подсчеты в уме осуществля­ются именно на этом едином языке, который в чем-то похож на ес­тественную речь. Если бы такие предположения были правильными, это значило бы, что все наше мышление задается в формате, который, грубо говоря, подобен языку данной книги. Выражаясь языком научной фантастики, если бы нам удалось заметить, как в мозге возникает мысль, мы бы увидели, что нейроны болтают друг с другом на языке вроде английского, французского или суахили.

Продолжение обучения казалось вполне разумным вариантом, но в то время я не представлял, что в конце концов проработаю двадцать лет в Центре по изучению афазии при Бостонском медицинском цен­тре для ветеранов и в Медицинской школе Бостонского университета (где у меня до сих пор есть место). Я очень многое узнал о работе мозга (иногда я шутил, что стану хорошим неврологом, окунувшись в эту сферу "по уши"), о том, как различные способности человека представлены в "нормальном" мозге и как на них влияют разные виды патологий. Одновременно с этим я продолжал работу в области психологии развития, познакомившись с детьми разного возраста и таланта, изучая развивающиеся у них умственные способности, и даже преподавал в школе и давал частные уроки игры на фортепиано.

Когда в конце 1960-х я учился в аспирантуре Гарварда, теория би­хевиоризма по-прежнему была популярна (кабинет профессора Б. Ф. Скиннера в Уильям-Джеймс-Холл был всего несколькими этажами ниже моего, причем намного просторнее), но когнитивистика уже заявила о себе. Меня заинтересовала эта новая теория, к которой склонялся и один из моих научных руководителей — профессор Джером Брунер. И все же у этих противоборствующих лагерей было нечто общее — отсутствие интереса к мозгу и нервной системе.

Представьте, например, опытного музыканта, который разучивает новую пьесу, начиная с самого начала и постепенно совершенствуясь в игре. Если в результате одного или нескольких факторов, о которых я говорил выше, исполнитель приходит к мысли, что это произведение лучше начинать разучивать с конца, или же сперва выучить концовку и начало, а может, сразу играя всю пьесу целиком, не обращать внимания на правильность исполнения, — значит, взгляды этого человека претерпели значительные изменения.

Большинство из нас используют слово идея для обозначения любого ментального содержания — и это достаточно близко к истине. Существует множество видов идей, но (в дополнение к тем, которые касаются принципа 80/20 или меблировки апартаментов) я остановлюсь на четырех, имеющих особенно большое значение для исследования изменения взглядов: понятиях, историях, теориях и навыках.